1. "Сказка о драконе"
Я прекрасно отдавала себе отчёт в том, что одного из этих персонажей и знают-то далеко не все, но в "Танце с драконами" меня мало что зацепило, но вот упоминание о том, что Миссандея не отходила от кровати умирающего Квентина - да. Отсюда и родилась эта не-сбывшаяся пара и этот драббл.
Спойлеры к пятой книге (!)
Размер: драббл (600 слов)
Пейринг/Персонажи: Миссандея, Квентин Мартелл
Категория: джен/пре-гет
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
читать дальше— Валар Моргулис, — сказал сир Барристан, впервые приблизившись к постели королевы Дейенерис, где умирал дорнийский принц.
Миссандея много раз повторяла эти слова — с ранних лет привыкла к ним, да и видела вокруг: смертны и вправду все. На Наате, впрочем, было по-другому. Жрецы Бога Гармонии учили, что смерть — часть всеобщего замысла, а поэтому столь же естественна, как жизнь. Наатийцы чаще всего умирали в своих постелях, окруженные любящими детьми и внуками. Жрецы говорили, праведный наатиец видит в своём последнем сне священных бабочек.
Миссандея размышляла, что же видит сейчас принц Мартелл. И видит ли? Его глаза обожжены, как и всё тело, он так далеко от дома, вдруг там, в его маковых снах остался лишь смертоносный огонь?
И Миэрин, как назло, не собирался дарить своим жителям вожделенную прохладу. Он дышал зноем, пах гарью, оставлял на губах горький вкус пепла — как будто драконы Дейенерис превратили его в своё царство и логово.
В королевских покоях было чуть легче дышать, и Миссандея не отходила от принца. Спала девушка рядом, на стуле, ежечасно просыпаясь от любого звука — ждала, вдруг Квентин хоть на секунду придёт в себя.
Вся прислуга боялась вида обгоревшего тела Квентина и запаха горелого мяса. А про Миссандею говорили — мол, не иначе как влюбилась в принца, пока он ещё не решил станцевать с драконами — вот пусть она за ним и ухаживает.
Сама наатийка на это лишь молча пожимала плечами — глупцы. Все должны служить, и она служила. Госпожа, возможно, и погибла, но не Гиздару же теперь прислуживать?
Впервые Квентин издал что-то, похожее на речь, на вторую ночь. Миссандея тут же бросилась к нему, даже дыхание затаила — лишь бы услышать и понять, но где там! Не то «Дорн», не то «Дени», не то «Доран»…
Иногда она смела думать, как бы вела себя на месте Дейенерис Бурерождённой, — возможно, так же, как она, выбрала бы политический брак, надела бы кроличьи уши и приняла свою судьбу. Так странно, что правители, оказывается, были вольны распоряжаться своей судьбой гораздо меньше, чем те, кто им служил.
Миссандея выбрала бы Квентина. Он не обладал влиянием Гиздара, хищной и дерзкой улыбкой Даарио, у него только и было, что желание исполнить свой долг. И светло-карие глаза.
«Нет, королева была права, — думала девушка. — С такими живут в уютном доме, рожают таких же кареглазых детей, умирают в окружении внуков. Как на Наате».
— Де… — снова прохрипел принц, и Миссандея дала ему немного воды. Обычно, когда он ненадолго приходил в сознание, она читала ему. На всех языках, какие знала, — смешные, грустные, весёлые истории. Обычно о море, тугих белых парусах, прохладном ветре, солёной воде. Истории, в которых не было пламени.
На третий день она рассказала ему сказку.
— Однажды жил на свете принц, который больше всего на свете хотел добиться любви прекрасной принцессы. Пришёл он к ней и предложил руку и сердце. Правда, принцесса заявила, что выйдет замуж лишь за того, кто станет повелителем драконов. Принц смело кивнул и засобирался в дорогу — драконов, впрочем, никто тысячу лет уже не видел.
А в то время служанка принцессы влюбилась в принца. Она говорила ему, что драконы — это сказка, привела в королевскую библиотеку, где под обложками старинных фолиантов были легенды и мифы о крылатых ящерах, но ни одного упоминания о встрече с ними. Долго они говорили в библиотеке, и принц влюбился в служанку. Они прожили вместе десять лет, когда в их дом явился странствующий рыцарь, который рассказал, что далеко за морем объявился дракон. Тогда принц посмотрел на свою жену и лишь усмехнулся. «Драконы — это сказка, — сказал он. — Я остаюсь дома».
Квентин спал, и впервые за это время его дыхание было ровным.
— Почему ты не остался дома, принц? — спросила Миссандея и глянула в окно — в Миэрине наконец-то пошёл дождь.
Утро принесло дорнийскому принцу долгожданную смерть и прохладу.
2. "Накануне"
Тут всё очень просто. Я опять же отдавала себе отчёт в том, что с нуля создавать персонажей, о которых в каноне нам известен лишь печальный конец их рода - это риск. Но история Рейнов стала моим личным безумием во всей саге. Я захотела их оживить. Я не могла не.
Размер: 1063 слова
Пейринг/Персонажи: дома Рейнов и Тарбеков, Титос Ланнистер, Тайвин Ланнистер
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: G
Краткое содержание: герои песен когда-то тоже были живыми.
читать дальше
Да кто ты такой, вопрошал гордый лорд,
Чтоб я шел к тебе на поклон?
Ты такой же кот, только шерстью желт
И гривой густой наделен.
Ты зовешься львом и с большой горы
Смотришь грозно на всех остальных,
Но если когти твои остры,
То мои не тупее твоих.
О, как он был горд, этот знатный лорд,
Как могуч он был и богат,
Но те дни позади, и о нем лишь дожди
Средь руин его замка скорбят
.Чтоб я шел к тебе на поклон?
Ты такой же кот, только шерстью желт
И гривой густой наделен.
Ты зовешься львом и с большой горы
Смотришь грозно на всех остальных,
Но если когти твои остры,
То мои не тупее твоих.
О, как он был горд, этот знатный лорд,
Как могуч он был и богат,
Но те дни позади, и о нем лишь дожди
Средь руин его замка скорбят
Прослушать или скачать Malukah RainsonfCastamere бесплатно на Простоплеер
Лев
В Кастамере говорят, что лорд Рейн одним ударом кулака может убить человека. Многие практически забыли, что его зовут Ричард, — настолько прижилось грозное прозвище "Красный Лев". И лорд Рейн сполна его оправдывает: косматая грива ярко-рыжих волос, фамильные золотистые глаза, громогласный смех, больше похожий на рык, — именно так он смеётся и сейчас, принимая в гостях Тарбеков.
Несколько поколений подряд в Кастерли-Рок возносят молитвы Семерым, чтобы два огромных паука — Рейны и Тарбеки — наконец сожрали друг друга, а их земли, их сказочно богатые земли стали добычей Ланнистеров. Кажется, несколько раз боги почти услышали молитвы, пока главой дома Рейнов не стал Красный Лев.
Ричард Рейн устраивает турниры, после которых вино льётся рекой, позволяет всем мелким лордам Западных земель охотиться в своих угодьях, щедро одаривает женщин золотыми украшениями...
Титос Ланнистер обречённо машет рукой — что тут поделаешь? Если Красный Лев захочет, на своё золото он купит весь Ланниспорт. И только сын Титоса, Тайвин, хмурит брови.
***
— Семеро свидетели, наконец-то! — Ричард хохочет и поднимает кружку пива. — Всё-таки дожал я тебя, Бертон, старый лис! Или это Эллин постаралась?
Эллин Тарбек, в девичестве Фрей, похожа на серую мышку — хрупкая, с маленькими тёмными глазами и бесцветными волосами. Но эта мышка может перегрызть горло любой кошке. Во время первого бунта Тарбеков её лорда-мужа захватили в плен, и Эллин не осталась в долгу — трое родственников Титоса Ланнистера сидели в подземелье замка Тарбеков, пока лорд Бертон в целости и сохранности не вернулся домой. Эллин Тарбек пьянит чувство превосходства над своим сюзереном, и она верит — на этот раз восстание увенчается успехом. Ведь с ними Рейны.
— Эллин — моя поддержка и опора, — кивает Бертон Тарбек. — Моя душа и моё сердце.
— Э-э, нет, — Красный Лев двумя глотками опустошает кружку и кивает чашнику — ещё. — Говори лучше "моя звезда", тебе с твоим гербом это более пристало. Сердца — наша вотчина.
"Золотые копи, золотые сердца" — девиз Рейнов.
История не сохранила обстоятельств, при которых они взяли его себе, но ни от кого не укрывается простая истина — золотоносные копи стоят прежде сердец.
— А ещё я нисколько не сомневаюсь, — довольно продолжает Ричард, — что уже совсем скоро смогу добавить к нашему девизу слова "золотой век". Богами клянусь, мы стоим на его пороге.
Львица
В Кастамере говорят, что леди Рейн с закрытыми глазами может показать на карте все рудники своих земель. Впрочем, это не потому, что леди Ровена алчна — невозможно желать богатств, когда каждый день по ним ступаешь. Просто ей гораздо больше нравится проводить время за книгами и картами, чем за шитьём. Ричард называет её "моя леди-мейстер" и дарит на каждую годовщину свадьбы исключительно золотое звено мейстерской цепи. Ровена вежливо кивает и целует мужа — тому невдомёк, что это лишь очередное напоминание о том, чего она лишена.
Она делится этим только раз — да и то не с мужем, а с новорожденным сыном, когда тот засыпает у неё на руках.
— Далеко на юге, на берегу залива Шелест, раскинулся город Старомест, — тихо говорит она, будто напевает. — Там на утёсах Боевого острова стоит Высокая башня — Хайтауэр, откуда можно увидеть все земли до Стены, и тень башни разрезает город, точно меч. А в мейстерской Цитадели днём и ночью горит свет, потому что не спят те, кто познаёт истину. И нет в мире места прекрасней.
***
Сейчас леди Ровена слушает мужа и не перечит ему. Она много думает о восстании, но ничего не говорит: Красный Лев — Ричард, а она — лишь серебристый фон грозного герба Рейнов. А ещё леди Ровена никому не признается в том, что сама хочет падения Ланнистеров.
...На том балу в честь праздника урожая в Ланниспорте, бесспорно, она была самой красивой: стройная, с роскошными каштановыми волосами и сияющими карими глазами. Все мужчины — от юнцов до стариков — одаривали её комплиментами; Титос Ланнистер заметил, как хороши ямочки у неё на щеках, как славно она смеётся, точно звенит лесной колокольчик.
— Вот бы мне такую невестку, — сказал он и глянул на своих сыновей. Киван, Тайгет, Герион — все как один не отводили глаз от Ровены. Вот только Тайвин, юный зеленоглазый Тайвин смотрел куда-то в сторону. Ровена проследила за его взглядом — кто-то как раз пригласил на танец Джоанну Ланнистер.
В тот вечер Ровена приняла предложение Красного Льва — что громче всех смеялся и больше всех пил. Он обещал бросить к её ногам всё золото рудников Кастамера.
— Лучше голову Тайвина Ланнистера, — сказала леди Рейн в брачную ночь.
Львёнок
В Кастамере говорят, что единственный сын Красного Льва однажды напишет песню, которую будет петь весь Вестерос — от Дорна до Стены.
Родерик Рейн рождается раньше срока и растёт болезненным мальчиком. От отца он наследует рыжие волосы, но не крепость тела. От матери — карие глаза, но не крепость духа. За книгами Родерик долго не засиживается, тренировки по фехтованию пропускает, сославшись на усталость. Пока однажды в Кастамер не забредает менестрель — не самый лучший, надо сказать, потому что леди Ровена поджимает губы и уходит из обеденного зала как можно быстрее. Лорд Ричард требует "Медведя и Прекрасную деву", после чего преспокойно храпит у камина, и тогда к менестрелю, который, наконец, добрался до еды, подходит Родерик. Он молча забирает лютню и касается струн.
— Научи меня играть, — просит он менестреля, пока тот жадно вгрызается в куриную ножку.
***
Хелена, старшая дочь Тарбеков, улучает момент и тянет за собой Родерика на самую высокую башню замка. Дата их свадьбы не назначена точно, родители говорят просто: "Когда мы победим". Хелена просит Родерика сыграть баллады — одну печальнее другой — и тихонько поглаживает тёплый камень башни, поросший мхом.
— Когда-нибудь обрушатся стены Кастамера, — неожиданно говорит она. — И стены нашего замка тоже. И стены всех замков в Семи Королевствах. Мы в это время будем давно мертвы, и дети наши будут мертвы, и дети наших детей. Что же останется тут — после Тарбеков, Ланнистеров, Рейнов?
Родерик откладывает лютню и смотрит на горизонт — свинцовые тучи сулят дождь.
— Всё и ничего одновременно, — отвечает он. — Легенды. И песни.
3. "Быть братьями Баратеонами"
Когда-то, ещё в ГП-фандоме я написала фик "Быть братьями Блэками". Он вспомнился мне перед ФБ, и название этого фанфика пришло прежде понимания того, что я хочу написать. А понимание последующее было простым - я хочу написать о братьях. Всё логично, не правда ли?)
Размер: 1306 слов
Пейринг/Персонажи: Роберт Баратеон, Станнис Баратеон, Ренли Баратеон
Категория: джен
Жанр: драма, modern-au
Рейтинг: R
Краткое содержание: Война меняет всё. И всех.
читать дальше«Быть Баратеоном — значит, быть сильным», — так всегда думал Роберт, старший сын Кассаны и Стеффона. Оба родителя происходили из каких-то старинных дербиширских родов, прибывших в Британию ещё во времена Вильгельма Завоевателя, чем чрезвычайно гордились.
Роберт был доволен собой. На аристократические заморочки ему было плевать, разве что порой прихвастнуть перед очередной глупой курицей, прежде чем затащить её в койку. И Роберту легко это удавалось — впрочем, как и всё остальное. Университет он окончил с отличием, хотя был первым прогульщиком и дебоширом и обрюхатил пару-тройку лондонских смазливых продавщиц и машинисток...
А потом грянула война. Старший из братьев Баратеонов решил стать подводником буквально в первые дни мобилизации. Рослый, мускулистый, пышущий здоровьем, в сжатом до предела пространстве субмарины он смотрелся чуть ли не великаном, но в первых же сражениях проявил себя настолько безупречно, что ни у кого больше не возникало вопросов, какого чёрта тут забыл этот могучий черноволосый дербиширец.
В одну спокойную и безоблачную апрельскую ночь в Северной Атлантике подлодка Роберта получила сигнал «SOS» от своей «стальной сестры». Обычно субмарины называли «стальными гробами», но что могли знать сухопутные крысы о морских? Тут подлодки были «сестричками».
Десять миль они пролетели, будто на подводных крыльях, но было уже поздно. Именно тогда Роберт, до этого наслаждавшийся службой, как опасным, но чертовски весёлым приключением, понял, что всё изменилось.
Он знал этих ребят с «HMS Thistle». И не просто знал — лодкой командовал его лучший друг, Эддард Старк — серьёзный сероглазый северянин из Йорка. Роберт много раз слышал, что немецкие подводники любят расстреливать спасшихся британских офицеров, но теперь разговоры стали явью: безжизненными телами в шлюпке, зияющими дырами на месте глаз (среди чёртовых нацистов наверняка попался доморощенный снайпер), кусочками костей черепа, запутавшихся в красных от крови волосах английских моряков...
Роберт помнил, как впервые с детства молился, переворачивая тело Эддарда — нет, Неда, он всегда звал его Недом, — молился, чтобы на его лице не было этих ран, чтобы хотя бы надеяться, что друг погиб от единственного выстрела.
Он бы напился тогда до беспамятства, благо, подводникам всегда поставляли красное вино, но Баратеон должен был быть сильным. Да и война продолжалась.
***
«Быть Баратеоном — значит, быть ответственным», — Станнис решил это для себя ещё в школе, раз и навсегда. Впрочем, Станнис всё решал раз и навсегда, потому что решения принимал взвешенно и обдуманно. Роберт называл его «херовым тугодумом», пока Кассана не слышала, но средний брат не обижался на старшего — спокойно закрывал руками уши и продолжал читать учебник.
После школы Станнис стал учиться на юриста. Он ни за что не признался бы никому в том, что отчаянно жаждал справедливости — если не для себя (в этом он давно разуверился), так для других. Станнис всегда думал, что родители его не любят, поэтому постарался увериться в том, что не любит их. Так было легче, пока после очередного воздушного налёта на Лондон Станнис не вернулся из бомбоубежища домой и не увидел на месте дома в викторианском стиле груду развалин.
Родители приехали к нему, именно к нему: Роберт уже обучался на подводника где-то на севере, Ренли совершал первые учебные полёты на юге. Станнис молча подошёл к полицейским и так же молча стал разбирать завалы. Он нашёл мистера Мандерли — жизнерадостного толстяка упавшая плита сплющила так, что Виман стал похож на тесто, раскатанное по сковороде. Не пощадил старый дом и своего одногодку (как утверждали многие) — Уолдера Фрея. Ниже пояса он превратился в кровавое месиво, а вот лицо скалилось в навеки застывшей ухмылке — присыпанное пылью, оно казалось похожим на египетскую мумию.
Разбирать завалы бросили с рассветом — было много других дел, а бомбардировки и не думали заканчиваться, так что работа эта была бесполезной. Тогда Станнис подумал, что родителям уготовано лежать под огромным курганом, и, может, это лучше, чем видеть, что осталось от красивой синеглазой леди Кассаны и улыбчивого, сильного Стеффона.
На следующий день Станнис добровольцем ушёл в пехоту — чтобы винтовкой, ножом, зубами, руками убивать, раздирать до костей, вдыхать запах крови и пепла. Мстить.
***
«Быть Баратеоном – значит, быть любимым», — у Ренли не было иного мнения на этот счёт. После Станниса Кассана Баратеон долго не могла забеременеть, а супружеская чета отчаянно хотела девочку. Однако, когда родился мальчик, родители не могли нарадоваться на него. Ласковый, смешливый Ренли, казалось, умел обаять всех и каждого и беззастенчиво этим пользовался.
Самый популярный парень в школе, он только успел получить заветный аттестат, когда в Британию пришла война. Родители были категорически против того, чтобы Ренли пошёл на фронт: они так прочили ему будущее дипломата. Но внезапно младший сын проявил поистине баратеоновское упрямство: в одно ясное весеннее утро он просто ушёл из дому, а через месяц прислал письмо с сообщением о том, что проходит обучение в военно-воздушных войсках.
«Вы только представьте: синее небо, сумасшедшая скорость, и я несусь быстрее ветра, принося Англии победу», — писал Ренли в своих коротких письмах. Ещё не видя ни одной битвы, он воспринимал их как сцену, на которой ему суждено было сыграть яркую и запоминающуюся роль.
Война пришла к Ренли в белом конверте, где аккуратным, угловатым почерком Станниса было написано о последней бомбардировке Лондона.
***
…Они встретились в свободном Париже. Станнис и Ренли участвовали в операции освобождения, Роберт как раз был на берегу, оправляясь после ранения.
На условленную встречу в кафе «Ротонда» Ренли запаздывал — он всегда любил появляться последним, как можно более эффектней.
Сначала разговор не клеился: Станнис никогда не был словоохотлив, Роберт, напротив, был странно молчалив, впрочем, легко разговорился после стаканчика виски.
— Как твоя лопоухая подружка, ждёт тебя? – поинтересовался он.
— Ждёт, — бесстрастно ответил Станнис. — Знаешь ли, это очень важно, чтобы тебя хоть кто-нибудь ждал. Можешь этим похвастать?
— Конечно, — махнул рукой Роберт. — Мои любимые младшие братья, разве нет?
Станнис внимательно посмотрел на него: Роберт улыбался, но взгляд тёмно-синих глаз был непривычно серьёзным. Если бы братья могли увидеть себя со стороны, они бы с удивлением отметили, что стали похожи друг на друга больше, чем когда бы то ни было. Казалось, война своей безжалостной рукой стёрла всё наносное, искусственное, сточила грани — и оставила только то, что составляло самую суть братьев — силу, мужество, прямоту…
Теперешний Роберт не счёл слабостью рассказать Станнису о гибели Неда. Теперешний Станнис не счёл слабостью произнести искренние слова сочувствия и купить брату ещё виски.
— Знаешь, чего бы я хотел сразу после войны? — сказал Роберт. — Сходить на охоту. На настоящую английскую охоту — на лису или кабана. Держать ружьё и с дикой радостью понимать, что теперь оружие — только на охоте. И чтобы сырой туман, запах прелых листьев, лесная тишина — всё как полагается.
Станнис позволил себе едва заметно улыбнуться — похоже, только теперь он начинал узнавать брата по-настоящему.
Ренли появился, весело насвистывая «Путь далёкий до Типперери».
— О чём говорим? — тут же поинтересовался он.
Роберт, будто придя в себя после внезапного проявления сентиментальности, тут же нашёлся:
— Я говорил, что не хочу оставаться в Париже. Может, сойду на берег, отправлюсь воевать в Германию. Помнишь, сто лет назад мы путешествовали с родителями по Саксонии, и там была та блондинка с большими сиськами?
— Серсея фон Ланнистер?
— А то! — хохотнул Роберт. — Я бы трахнул её, как бы я её трахнул! Потом, конечно, прирезал бы немецкую сучку, но сначала…
Ренли надкусил персик, который вертел в руках:
— А я — её брата, — мечтательно произнёс он.
Роберт сплюнул.
— Даже война тебя не изменила, Рен?
— Напротив, Роберт! Знаешь, кто презентовал мне этот персик? Молоденький французский офицер — говорит, мон шер ами, вы, англичане, фруктов наверняка сто лет не ели. Невероятный красавец, к слову! Зовут Лорас…
— Нам неинтересно, Ренли.
Младший Баратеон подмигнул среднему:
— Станнис, дорогой, не суди строго. Ты старше, но тебе ещё столько предстоит узнать…
***
Станнису предстояло узнать, что Роберт, конечно, не сошёл на берег. Верный морю, он отправился на очередную охоту на немецкие субмарины, и на охоте же погиб. Торпеда, выпущенная из чрева «U-85»*, превратила подлодку брата в крошево из стали и трупов.
Станнису предстояло узнать, что буквально в последние дни войны грудь Ренли проткнула ножом какая-то женщина из… красных. Он будет пытаться узнать, почему красноармейка так поступила с союзником, и услышит множество предположений, одно другого нелепей. Гибель Ренли так и останется тёмной и неясной историей.
Но пока Станнис просто молчаливо пил виски с братьями в кафе на изящном, старинном Монмартре, а измученный войной Париж забывался беспокойным сном.
Путь до Типперери был ещё очень долог.
*«U-85» — субмарина, погубившая Роберта, выбрана неслучайно. Достаточно посмотреть на эмблему, которая действительно была на её рубке. (static.diary.ru/userdir/2/9/5/9/2959732/7935845...)