Вчера я сходила в Мастерскую Петра Фоменко на "Бесприданницу".
Во-первых, мне понравился сам театр. Он нависает над обрывом Москва-реки, что так идёт к "волжским" драмам Островского, а фойе застеклено окном на всю стену, откуда так хорошо видна громадина светящегося Москва-Сити.
Москва-Сити как символ современной, деловой Москвы - как символ гамма-квадры, о которой в Бесприданнице ведётся не последняя речь.

Я на самом деле не зря говорю о соционике. Просто режиссёр, наверняка незнакомый с этой хренью, тем не менее сделал Бесприданницу не столько трагедией Ларисы, сколько весьма ярким проявлением того, как общество бетанское меняется обществом гаммийским.
Потому что Огудаловы - бедные, но знатные. Потому что и Паратов, которого все помнят разудалым барином Михалковым, с его шмелём и усами, в исполнении Ильи Любимова просто уже не принадлежит этому миру, как и Лариса. Свой мир он продаёт, напоследок решив погулять. Аристократия и барское общество рушатся - на смену приходит Джек (какой же он там Джек! клейма ставить негде!) Вожеватов, баль Кнуров.
И Харита Игнатьевна - о, какой она там декадентский Гамлет, как изящно курит папироску в мундштуке, оглядывая не столько умирающую Ларису, сколько свой умирающий мир.
Вот Ларису я не поняла. Она играет не фам-фаталь, и не девочку-ромашечку. Есть у меня подозрение, что Полина Агуреева изначально пыталась в этом общем умирании и сыграть не-жизнь. Нежить. Русалку-офелию-мавку, особенно в сцене после ночи любви с Паратовым. Но мне такой образ не пришёлся по вкусу.

И отдельная песня - цыгане. Это не развесёлые цыгане, вернее, помните, бессмертный КВН-овский номер "Сибирских сибиряков" про развесёлых цыган и:
- Спойте песню?
- какую?
- развесёлую.
- какую из двух?
- ту, что не про похороны.
хДД
Вот примерно такие цыгане в этой Бесприданнице. Но как они поют! Как они поют невероятного и никогда не любимого мною Мандельштама, становясь из цыган какими-то макбетовскими ведьмами:

Сегодня ночью, не солгу,
По пояс в тающем снегу
Я шел с чужого полустанка.
Гляжу - изба: вошел в сенцы,
Чай с солью пили чернецы,
И с ними балует цыганка.

У изголовья, вновь и вновь,
Цыганка вскидывает бровь,
И разговор ее был жалок.
Она сидела до зари
И говорила:- Подари.
Хоть шаль, хоть что, хоть полушалок...

Того, что было, не вернешь,
Дубовый стол, в солонке нож,
И вместо хлеба - ёж брюхатый;
Хотели петь - и не смогли,
Хотели встать - дугой пошли
Через окно на двор горбатый.

И вот проходит полчаса,
И гарнцы черного овса
Жуют, похрустывая, кони;
Скрипят ворота на заре,
И запрягают на дворе.
Теплеют медленно ладони.

Холщовый сумрак поредел.
С водою разведенный мел,
Хоть даром, скука разливает,
И сквозь прозрачное рядно
Молочный день глядит в окно
И золотушный грач мелькает.